|
|
|
|
В конце ноября ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Тридцать пять минут девятого, когда утро еще было погружено в темноту, стали открываться окна -- одно за другим, матрацы, покрывала и одеяла водружались на подоконники, по дому, поднимая густые облака пыли, гулял отличный сквозняк.Филифьонка наводила порядок. Во всех котлах кипятилась на плите вода, щетки, тряпки и тазы вылетали, пританцовывая, из шкафов, а балконные перила разукрасились коврами. Из всех генеральных уборок эта была самая генеральная. Обитатели дома, стоя на пригорке, смотрели с удивлением на Филифьонку, а она, повязав голову платком и обмотавшись три раза огромным маминым передником, сновала из дома на балкон и обратно. Снусмумрик вошел в кухню за своей губной гармошкой. -- Она лежит на полочке под плитой, -- сказала Филифьонка мимоходом. -- Я обращалась с ней очень осторожно. -- Если хочешь, можешь подольше подержать ее у себя, -- неуверенно заметил Снусмумрик. Но Филифьонка деловито ответила: -- Возьми. Я куплю себе новую. Да смотри, не наступи на мусор. До чего же приятно было снова заняться уборкой! Она знала точно, где прячется пыль. Мягкая, серая, довольная собой пыль пряталась в уголках и думала, что лежит в полной безопасности, ха-ха! Большая метла Филифьонки перевернула все вверх дном, вымела личинки моли, пауков, сороконожек и прочих ползучих, и прекрасные реки горячей воды с мыльной пеной унесли все это. Немало пришлось побегать с ведрами, но до чего же было весело. -- Люблю, когда женщины делают уборку, -- заявил Онкельскрут. -- Вы предупредили Филифьонку, чтобы она не трогала платяной шкаф предка? Но платяной шкаф был уже вымыт, к тому же вдвое старательнее, чем все прочие вещи. Нетронутым оставалось только зеркало на внутренней стороне шкафа, и оно тускло светилось. Постепенно все вовлеклись в уборку, кроме Онкельскрута. Носили воду, выколачивали ковры, натирали пол. Каждый взялся мыть по окну, а когда все проголодались, то пошли в кладовку и съели остатки вечернего пиршества. Филифьонка ничего не стала есть, она ни с кем не разговаривала, у нее не было на это времени и желания! Она то и дело насвистывала, легкая и гибкая, она носилась как ветер, ей хотелось как бы наверстать упущенное, восполнить то потерянное время, когда ею овладевали одиночество и страх. "Что это было со мной? Я сама была каким-то большим серым клубком пыли... С чего бы это?" Этого она никак не могла вспомнить. Итак, великолепный день генеральной уборки подошел к концу. К счастью, дождя в этот день не было. Когда спустились сумерки, все уже было расставлено по своим местам, все было чистым, блестящим, и дом удивленно смотрел во все стороны только что вымытыми оконными стеклами. Филифьонка сняла с головы платок и повесила на вешалку мамин передник. -- Вот так, -- вздохнула она. -- А теперь я поеду домой и наведу у себя порядок. Давно пора. Они сидели на веранде все вместе, было очень холодно, но предчувствие скорого расставания, скорых перемен удерживало их, не давало расходиться. -- Спасибо тебе за уборку, -- сказал хемуль с искренним восхищением. -- Не за что меня благодарить, -- ответила Филифьонка. -- Иначе я и не могла поступить. И ты могла бы сделать то же самое. Я тебе говорю, Мюмла. -- Ведь вот что странно, -- продолжал хемуль, -- иногда мне кажется, будто все, что мы говорим и делаем, все, что с нами происходит, уже было с нами когда-то, а? Вы понимаете, что я хочу сказать? Все на свете однообразно. -- А почему все должно быть разнообразным? -- спросила Мюмла. -- Хемуль -- всегда хемуль, и с ним случается всегда одно и то же. А с мюмлами иногда случается, что они быстренько уезжают, чтобы им не пришлось делать уборку! -- Она громко засмеялась и похлопала себя по коленкам. -- Неужто ты никогда не переменишься? -- спросила Филифьонка с любопытством. -- Да уж надеюсь! -- ответила Мюмла. Онкельскрут переводил взгляд с одной на другую, он очень устал от уборки и от их пустой болтовни. -- Здесь холодно, -- сказал он. Потом с трудом поднялся и пошел в дом. -- Вот-вот выпадет снег, -- заметил Снусмумрик. На следующее утро пошел первый снег. Маленькие и твердые снежинки выбелили все вокруг. Сильно похолодало. Филифьонка и Мюмла простились с остальными гостями на мосту. Онкельскрут еще не проснулся. -- Это было очень полезное время, -- сказал хемуль. -- Я надеюсь, что мы когда-нибудь соберемся вместе с семьей муми- троллей. -- Да, да, -- рассеянно ответила Филифьонка. -- Во всяком случае, скажите, что фарфоровая ваза от меня. Кстати, какой марки эта губная гармошка? -- "Гармония-2", -- сказал Снусмумрик. -- Счастливого пути, -- пробормотал хомса Тофт. А Мюмла добавила: -- Поцелуй Онкельскрута в мордочку. Да не забудь, что он любит огурцы и что речку называет ручьем! Филифьонка взяла свой чемодан. -- И следите за тем, чтобы он принимал лекарства, -- строго приказала она. -- Хочет он того или нет. Сто лет -- не шуточки. Иногда можете устраивать вечеринки. |
Партнерские программы |
|
|
|
