Муми-Тролли

В конце ноября

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, стр. 16

"Удивительная гроза, -- подумал Снусмумрик, -- интересно, куда ударила молния?"

И в тот же миг раздался страшный рев, от которого у Снусмумрика по спине поползли мурашки. Кричали у излучины реки. Неужели молния ударила в Онкельскрута?

Когда Снусмумрик прибежал туда, Онкельскрут подпрыгивал на месте, держа обеими лапами окуня.

-- Рыба! Рыба! -- орал он. -- Я поймал рыбу! Как ты думаешь, что лучше: сварить его или зажарить? А есть здесь коптильня? Может ли кто-нибудь приготовить эту рыбу как следует?

-- Филифьонка! -- сказал Снусмумрик и засмеялся. -- Одна только Филифьонка может приготовить твою рыбу.

На стук филифьонка высунула свою дрожащую мордочку и пошевелила усиками. Она впустила Снусмумрика, задвинула засов и прошептала: "Мне кажется, я справилась".

Снусмумрик кивнул, он понял, что она имеет в виду не грозу.

-- Онкельскрут впервые поймал рыбу, -- сказал он. -- Правда ли, что только хемули умеют ее готовить?

-- Конечно, нет! -- воскликнула Филифьонка. -- Только филифьонки умеют готовить рыбные блюда, и хемулю это известно.

-- Но навряд ли ты сумеешь сделать так, чтобы ее хватило на всех, -- с грустью возразил Снусмумрик.

-- Вот как? Ты так думаешь? -- возмутилась Филифьонка и бесцеремонно выхватила у него из лап окуня. -- Хотела бы я видеть ту рыбку, которую не смогла бы разделить на шесть персон! -- Она распахнула кухонную дверь и сказала серьезным тоном: -- А теперь уходи, я не люблю, когда мне мешают во время готовки.

-- Ага! -- воскликнул Онкельскрут, подглядывавший в дверную щель. -- Стало быть, она может готовить! -- и вошел в кухню.

Филифьонка опустила рыбу на пол.

-- Но ведь сегодня день отца! -- пробормотал Снусмумрик.

-- Ты уверен в этом? -- спросила Филифьонка с сомнением в голосе. Она строго посмотрела на Онкельскрута и спросила: -- А у тебя есть дети?

-- Нет ни одного ребенка! Я не люблю родственников. У меня есть только правнуки, но их я забыл.

Филифьонка вздохнула.

-- Почему никто из вас не может вести себя нормально? С ума сойти можно в этом доме. Уходите оба отсюда и не мешайте мне готовить ужин.

Оставшись одна, она задвинула засов и очистила окуня, забыв обо всем на свете, кроме рецепта, как вкуснее приготовить рыбу.


Эта короткая, но страшная гроза сильно наэлектризовала Мюмлу. От волос ее сыпались искры, и каждая маленькая пушинка на ее лапках встала дыбом и дрожала.

"Теперь я заряжена дикостью, -- думала она, -- и не стану ничего делать. До чего же приятно делать то, что хочешь". Она свернулась на одеяле из гагачьего пуха -- как маленькая шаровая молния, как огненный клубок.


Хомса Тофт стоял на чердаке и смотрел в окно; гордый, восхищенный и немного испуганный, он смотрел, как в Долине муми-троллей сверкают молнии.

"Это моя гроза, -- думал Тофт, -- я ее сделал. Я наконец научился рассказывать так, что мой рассказ можно увидеть. Я рассказываю о последнем нумулите, маленьком радиолярии, родственнике семейства Протозоя... Я умею метать гром и молнии, я -- хомса, о котором никто ничего не знает".

Он уже достаточно наказал Муми-маму этой грозой и решил вести себя тихо и никому, кроме себя, не рассказывать про нумулита. Ему нет дела до электричества других -- у него была своя гроза. Хомсе хотелось, чтобы вся долина была совсем пустой, -- тогда у него было бы больше места для мечтаний. Чтобы придать очертания большой мечте, нужны пространство и тишина.

Летучая мышь все еще спала на потолке, ей не было дела до грозы.

-- Хомса, иди сюда, помоги-ка мне! -- донесся из сада возглас хемуля.

Хомса вышел из чулана. Притихший, с начесанными на глаза волосами, он спустился вниз, и никто не знал, что он держит в своих лапках грОзы, бушующие в лесах, тяжелых от дождя.

-- Вот это гроза так гроза! Тебе было страшно? -- спросил хемуль.

-- Нет, -- ответил хомса.


Ровно в два часа рыба Филифьонки была готова. Она запрятала ее в большой дымящийся коричневый пудинг. Вся кухня уютно и умиротворенно благоухала едой и стала самым приятным и безопасным местом в мире. Ни насекомые, ни гроза сюда попасть не могли, здесь царила Филифьонка. Страх и головокружение отступили назад, ушли, запрятались в самый дальний уголок ее сердца.

"Какое счастье, -- думала Филифьонка, -- я больше не смогу заниматься уборкой, но я могу готовить еду. У меня появилась надежда!"

Она открыла дверь, вышла на веранду и взяла блестящий латунный гонг Муми-мамы. Она держала его в лапе и смотрела, как в нем отражалась ее ликующая мордочка, потом взяла колотушку с круглой деревянной головкой, обитой замшей, и ударила: "Динь-дон, динь-дон, динь-дон! -- разнеслось по всей долине. -- Обед готов! Идите к столу!"

Партнерские программы